Третья древняя, или И один в поле… - Борис Николаевич Григорьев
Борьке это было тоже обидно. Он никогда не считал себя гордецом или зазнайкой — просто ему с ними что-то стало неинтересно.
Однако дядю Егора он один раз таки «уважил» и распил с ним под грушей бутылку настоянного на калганном корне «первача». Дядя тоже обратил внимание на меланхолическое состояние племянника и сказал, что думал:
— Ну, ты у нас, Борис Николав, ходишь по селу прямо, как этот… как его… ну как Печорин по Пятигорску. Встряхнись, погуляй, дай душе от городского смрада очиститься.
Но Борька не мог ничего с собой поделать и еле дождался конца отпуска. Уехал в столицу незаметно для всех — без отходной, без проводов и лишнего шума-гама. Одним словом, по-английски.
Дождливым августовским утром Борька пришёл в назначенное место, помахивая чемоданчиком, в котором, плотно упакованные, лежали пара белья, рубашки, брюки, бритва, зубная щётка с зубным порошком, немецкий и английский словари и ещё какая-то мелочь. Провожающих не было. Молодые люди, то есть, слушатели, стоя каждый сам по себе, с плохо скрываемым любопытством разглядывали и критически оценивали друг друга, пока знакомый кадровик не сделал перекличку и предложил всем сесть в подъехавший автобус. Он закурил и сел рядом с шофёром, в то время как слушатели расположились по сиденьям и смотрели в окна, чтобы запомнить путь, по которому их везли в школу. Борька пытался угадать, куда приедет автобус, но всё время ошибался, а когда он вырулил на шоссе Энтузиастов, то всякие предположения о конечной цели маршрута вообще исчезли.
Проехав энное число километров, автобус вдруг свернул с шоссе и упёрся носом в большие массивные железные ворота. За высоким деревянным забором раскачивались верхушки соснового бора. До занятий оставалось время, и одни слушатели решили изучить ограниченную забором местность, другие — поиграть в волейбол, а третьи — в футбол. Борька гонял по футбольному полю мяч. Ребята ему все понравились, некоторые из них уже успели поработать в периферийных органах контрразведки и разведки и рассказывали интересные истории.
Однажды, во время игры в футбол, мяч от чьей-то ноги отскочил за забор, и игра, естественно, остановилась. Кто-то предложил сбегать за мячом через проходную, но тут над забором возникла веснушчатая и рыжая мальчишечья мордаха:
— Эй, шпионы, держите свой мячик.
Мордаха озорно ухмыльнулась и исчезла, а из-за забора полетел мяч.
— Вот тебе и конспирация, — изрёк кто-то из игроков, и все пошли по своим комнатам. Играть больше почему-то никому не хотелось.
Но всё это были мелочи жизни. Всем слушателям присвоили псевдонимы, так что настоящие их фамилии были известны только руководству. Борька получил псевдоним «Зудин». Учёба навалилась на Борьку всеми своими неожиданными поворотами и ракурсами и времени на раздумье не оставляла. Борька вбирал в себя всё новое, как губка влагу. От некоторых вещей у него прямо-таки захватывало дыхание — о подобном он и в книгах не мог прочитать. Иногда он щипал себя за ляжку, чтобы убедиться, что это был не сон, и что всё это происходит с ним наяву. «Старички» добродушно посмеивались над ним, и Борька в ответ тоже улыбался. Кто-то заметил, что в общем-то хорошо, что ещё не перевелись люди, способные удивляться, и Борька Зудин, ставший им вроде младшего братишки, с этим согласился.
Заканчивалось первое полугодие, и Борька вместе со всеми готовился к практическим занятиям в городе. Нужно было попробовать свои силы и применить теорию в «приближённых к боевым условиям», то есть перенестись на какое-то время в страну воображаемого противника. Борька пока слабо представлял себе такую страну, но не очень-то смущался этим обстоятельством, потому что другие за «бугром» тоже никогда не были. Так что все довольствовались Москвой. Он с увлечением подбирал в городе места явок и тайников, подбирал к ним проверочные маршруты. Во время этих учебных операций за слушателями должна была ходить настоящая «наружка», то есть бригады наружного наблюдения из соответствующего подразделения КГБ. Нужно было грамотно перехитрить контрразведчиков, оторваться от слежки, когда очень приспичит, а в случае неудачи — попытаться провести операцию под «наружкой», но так, чтобы она ничего не зафиксировала.
Всё было, как в кино, но и не совсем так. Помнится, в кино сотрудники бригады «наружки» следовали за объектом слежки буквально по пятам и дышали ему в спину. Не обнаружить такой «хвост» мог только слепой или ленивый. На практике «наружники» держались от объектов на значительном расстоянии, и распознать их в московской толпе было довольно трудно.
На семинарских занятиях Борька всегда задавал дополнительные вопросы, и ему больше всех доставалось от преподавателей и особенно — от «дядьки» — начальника учебного отделения, отвечавшего за весь процесс учёбы своих подопечных и не только за это.
— А теперь послушаем, что нам расскажет слушатель Зудин о методах работы контрразведки ФРГ, — так начинал он обычно свой семинар.
Или:
— Слушатель Зудин, будьте любезны поведать нам о технических средствах добычи разведывательной информации.
А то давал вводную:
— На проверочном маршруте вы обнаруживаете, что какой-то местной женщине плохо, и ей требуется оказать первую помощь. Слушатель Зудин! Ваши действия.
В общем, Фигаро тут, Фигаро там — покоя Борьке не было. Но он не обижался — приходилось платить за свою любознательность и наивность. Зато он здорово поднаторел в науках и со временем осмелел до того, что пытался вступать с преподавателем в дискуссию.
На одном из семинаров Борька услышал, как преподаватель рассказывал о поведении разведчика в такой экстремальной ситуации, как задержание или арест с поличным. Разведчику, говорил преподаватель, рекомендовалось категорически отрицать свою принадлежность к разведке и связь с любой уликой, какую бы противник при задержании ему ни предъявил. Все, конечно, приняли умный вид, демонстрируя полное согласие с этой рекомендацией, но только не Борька. В его голове как-то не умещалось отказываться и отрицать очевидное, когда тебя схватили за руку и тычут этой самой уликой в морду лица. Это же как-то не по-мужски… как-то неудобно, стыдно и не солидно вроде… По Борьке, раз провалился, проиграл — отвечай, умей держать удар. Впрочем, вслух высказывать свои сомнения Борька воздержался.
— Зудин, тебе что-то не понятно? — спросил «дядька», заметив на лице Борьки следы сомнения.
— Никак нет, товарищ подполковник! Мне всё понятно, — поспешил он соврать, а сам покраснел. Ну, надо же, всё «сечёт» старый хрен, а говорит, что плохо видит!
Да, врать не краснея Борька ещё не научился. Врать с пользой для разведки красиво называлось словом «легендировать». «Легенда» должна быть убедительной, т. е. быть похожей на правду, простой и способствующей выполнению задания. Придумать хорошую легенду — это почти полдела.
Городские занятия проходили вполне сносно, в том числе и для
